Мы в СМИ

Выступления членов Общества научных работников в средствах массовой информации и других изданиях для широкого круга читателей.

«Нужно избавляться от феодального мышления» (интервью- С.П.Полютов, Ф.Х. Гельмуханов 31.05.2018)

Читайте также: 

https://chrdk.ru/sci/nuzhno-izbavlyatsya-ot-feodalnogo-myshleniya

Интервью с квантовыми химиками Сергеем Полютовым и Фарисом Гельмухановым

Научный журналист Егор Задереев по просьбе «Чердака» поговорил с квантовыми химиками Сергеем Полютовым и Фарисом Гельмухановым об исследованиях структуры сложных молекулярных комплексов и о том, что могло бы подстегнуть развитие науки в России.

Сергей Полютов — руководитель НИИ нанотехнологий, спектроскопии и квантовой химии в Сибирском федеральном университете (Красноярск).

Фарис Гельмуханов — его бывший научный руководитель, ныне профессор Королевского технологического института (Стокгольм).

[Chrdk.]: Первый раз я столкнулся с вашей работой три года назад, когда делал ежегодный обзор научных достижений красноярской науки. В мое поле зрения попала статья по довольно необычной для Красноярска теме. Я стал следить за работой новой в городе научной группы. Сейчас вижу, что объединяющие вашу область исследований термины — взаимодействие атомов и структура сложных молекулярных комплексов. Можете пояснить, в чем научная значимость?

[Сергей Полютов]: Упомянутая работа была начата еще в Университете Лунда (Швеция), где я работал как постдок с 2008 года (в западной академической системе после получения Ph.D. практически невозможно сразу же получить постоянную ставку, поэтому молодые ученые заключают контракты с лабораториями\институтами на срок конкретного исследования, обычно два-три года — прим. «Чердака»). Мы исследовали молекулярные агрегаты, к которым в том числе принадлежат светособирающие комплексы растений и некоторых бактерий. Суть проблемы в том, что для фотосинтеза сначала необходимо «собрать» падающий на листья солнечный свет, а затем передать его в реакционный центр. Эффективность переноса энергии в природной системе близка к ста процентам. Долгое время ученым было не вполне понятно, каким образом это происходит. Изначально предполагалось, что энергия передается последовательно: одна молекула поглотила квант света, передала возбуждение следующей и так по цепочке оно попадает в реакционный центр.

Когда в конце 90-х годов прошлого века появилась рентгеновская кристаллография, ученые увидели, что молекулы в светособирающих антеннах определенным образом связаны. Стало понятно, что прямой механизм «перескока» энергии от молекулы к молекуле не вполне удовлетворителен. Поглощая квант энергии, система ведет себя как единое целое, и это описывается теорией экситонов советского ученого Якова Френкеля. При этом работа системы очень сильно зависит от ее конфигурации. Чтобы разобраться, как работает комплекс, мы с коллегами явным образом ввели в его математическое описание колебательные степени свободы для молекул. Ранее колебания учитывались только неявным образом, через специальную спектральную функцию. Оказалось, что учет колебательного взаимодействия между молекулами может оказаться ключевым для понимания механизмов «сбора» света. После нашей публикации и еще ряда статей начался бум работ по этой теме, фактически в этой области возникло новое направление исследований.

[Chrdk.]: Вы упомянули рентгеновскую кристаллографию. Вы активно используете этот метод? Он дает большое количество новых результатов?

[CП]: Рентгеновская кристаллография дает информацию только о структуре рассматриваемых комплексов, но не дает ответа на вопрос о динамических процессах в таких системах, а это как раз для нас очень существенно. В этой области науки в последние пару десятилетий была развита и успешно эксплуатируется электронная оптическая двумерная Фурье-спектроскопия, которая основана на эффекте фотонного эха. В светособирающих комплексах процессы передачи энергии очень быстрые, они происходят за время порядка 10−14 секунды. Зафиксировать перенос энергии другими экспериментальными способами практически невозможно или слишком затратно. В установке используется фемтосекундный лазер, который генерирует последовательность сверхкоротких импульсов. После того как вы их правильно настроите, возникает импульс фотонного эха. Это сложная техническая задача. Когда я приехал в Лунд, там только начинали создавать экспериментальную установку. В общей сложности от начала работы до выхода первой статьи прошло несколько лет. Зато, когда установка заработала, они начали получать уникальные результаты уровня журнала Nature. Метод дает экспериментальную возможность наблюдать, что происходит в молекулярных агрегатах, например перенос энергии между атомами или молекулами.

[Chrdk.]: А зачем нам знать, как он происходит?

[CП]: Когда мы разберемся с механизмом переноса энергии, то сможем создавать устройства со свойствами, подобными природным. Более того, мы сможем оптимизировать природные процессы, сделать их более дешевыми и быстрыми. Светособирающий комплекс устроен довольно сложно, и в настоящее время все еще нет полного понимания, как там все работает. Но рано или поздно прорыв в этой области будет осуществлен.

[Chrdk.]: Это пока только теория или уже есть попытки сконструировать новый комплекс?

[CП]: В мире проводятся эксперименты, но до практической реализации, на мой взгляд, еще далеко. А у нас пока все на уровне теории и моделирования. Эксперименты в этой области достаточно затратны, и их постановка является нетривиальной задачей.

Но овчинка стоит выделки: в случае успеха в этой области науки человечество получит фактически неисчерпаемый источник энергии.

[Chrdk.]: Мы начали с переноса энергии между молекулами в сложных комплексах. Перешли на методы, с помощью которых можно увидеть, как взаимодействуют атомы, и рассчитать конфигурацию такой системы. Фарис Хафизович, вы работаете с водой — зачем нужны такие точные данные о расположении атомов в воде?

[Фарис Гельмуханов]: Статьи на эту тему публикуются в Nature и Science. Удивительно, но у нас до сих пор нет ответа на вопрос о структуре воды. Стандартный спектр рассеяния рентгеновских лучей дает ограниченную информацию из-за разупорядоченности воды. Есть предел, дальше которого этот метод не дает продвинуться. Мой коллега Ларс Петтерссон из университета Стокгольма с соавторами опубликовал в Science знаменитую работу, где они показали, что в жидкой воде доминирует один тип связей. Несколько групп исследователей повторили расчеты и показали, что хорошего численного подтверждения у этого результата нет.

Последние несколько лет мы заняты тем, что разрабатываем программу, которая позволит смотреть на структуру воды в динамике. Наша цель — описать поведение кластера воды в течение какого-то промежутка времени. Если говорить совсем простым языком, то мы берем «ящик», помещаем туда 64 молекулы и смотрим, как они себя ведут. Между этими молекулами возникают связи, сила этих связей меняется. Весь кластер из 64 молекул стабильный, но подвижный, можно сказать, он «дышит». Наша цель — сделать расчет, который предскажет, как будет рассеиваться рентгеновское излучение этой подвижной структурой.

[Chrdk.]: Вы рассказываете о теоретических исследованиях или кластер такого же размера, 64 молекулы, используется в экспериментах?

[ФГ]: Мы проводим теоретические расчеты, но данные для их проверки, например об изменчивости потенциала, получаем в эксперименте. Измерения проводятся на синхротроне. Почему используется такое сложное оборудование? На образец требуется направить интенсивное излучение определенной длины волны. Синхротрон выдает очень мощное излучение по всему спектру. Если на пути излучения поставить нужный кристалл, он пропускает свет только определенной длины волны — «вырезает» из всего спектра нужную часть. Интенсивность теряется, но благодаря изначально очень высоким значениям даже этот узкий пучок достаточно мощный для структурного анализа.

[Chrdk.]: Вы сами больше теоретик или экспериментатор?

[ФГ]: Теоретик. Но я решаю задачи, которые всегда привязаны к эксперименту. Все статьи мы делаем в сотрудничестве с экспериментаторами. Иногда мы как теоретики задаем экспериментаторам задачу, иногда экспериментаторы просят нас объяснить эффект. В своих работах я предсказал несколько эффектов поведения атомов в газах, в области рентгеновских спектров, которые были подтверждены экспериментально.

[Chrdk.]: Предсказание рождается каким-то случайным образом или целенаправленно? Как теоретик приходит к нему?

[ФГ]: Чаще всего случайно. Вот типичный пример. Моя аспирантка исследовала молекулу тяжелой воды — кислород-дейтерий-водород. У дейтерия масса в два раза больше, чем у водорода. Симметрия в такой молекуле нарушена. В обычной воде колебания атомов происходят синхронно. Раз в тяжелой воде симметрия нарушена — должна быть нарушена и синхронность. Мы обнаружили, что синхронность восстанавливается, если возбудить электрон в атоме кислорода. Это эффект, который получен на кончике пера и требует экспериментальной проверки.

Но ведь бывает и обратная задача. По заданным свойствам мы можем рассчитать необходимую структуру.

[Chrdk.]: Есть примеры такого целенаправленного поиска?

[ФГ]: Конечно! Например, мы исследовали двухфотонное поглощение — это важная задача, в том числе для военных. Представьте себе, что вы в очках и на вас направили лазерный луч, который повредит глаз. Значит, нужно сделать такие очки, которые не пропускают лазерное излучение, но при этом прозрачны для обычного света. Отличительная особенность лазера — большая интенсивность излучения. Стояла задача подобрать такие типы молекул, которые будут резко менять способность материала пропускать излучение после некой пороговой интенсивности. Большим международным коллективом мы решили эту задачу. У нас идет постоянный обмен идеями и результатами и скоординированная работа как минимум четырех групп в разных странах. Кроме этого, три моих ученика работают в Китае — совсем недавно я вернулся из Пекина.

[Chrdk.]: В Китае тоже есть свои синхротроны?

[ФГ]: Вот с кого Россия должна брать пример. Мой бывший ученик стал руководителем одного из национальных исследовательских центров. Ему выделили огромное финансовое обеспечение на развитие и дали четкие гарантии, что ближайшие годы он может рассчитывать на стабильность в работе. Конечно, с такими условиями он вернулся на родину. Китай построил всю инфраструктуру, чтобы быть достаточно независимым. Университеты, лаборатории, оборудование — все новое. Большую часть оборудования они закупали в Америке и в Европе, но сейчас их собственные компании начинают производство. Синхротроны у них, конечно, есть. Сейчас они собираются строить лазер на свободных электронах.

[Chrdk.]: Получается, есть две стратегии развития науки. Первая — распределенная — стратегия Евросоюза. Небольшие группы в разных странах, взаимодополняющие друг друга. Вторая — стратегия Китая, который по большому счету независим от других за счет и больших денег, и кадровой политики.

[ФГ]: Не совсем так. Китай активно поддерживает международное сотрудничество, отправляет своих ученых за границу. Они проводят три-четыре года в аспирантуре, потом стажируются в разных странах мира и уже после, по огромному конкурсу, получают позиции в Китае. Там очень большая конкуренция. У меня регулярно выходят статьи с моими бывшими студентами, которые сейчас профессора в Китае.

Главным для развития науки я считаю создание среды. Почему русские физики советского времени ценятся на Западе? Багаж знаний и система обучения. Ученый должен быть нацелен на постоянное обучение. У нас в Новосибирске, а сейчас в Стокгольме семинары проходят как минимум два раза в неделю. Посещение обязательно! Идет непрерывное обучение.

Я считаю, что в России сейчас кадровый голод. Очень мало профессионалов, которые способны генерировать идеи.

В науке количество людей, генерирующих идеи, всегда невелико. Нужно их учить, давать возможность самостоятельно работать. Я — за создание новых групп. Потому что новый результат можно получить только в самостоятельной работе. При этом важно выстроить систему отбора кадров в науке и образовании. Отбор кадров на конкурсных принципах с учетом экспертной оценки и способности кандидатов эффективно работать. Времени на раскачку сейчас нет. Если человек после назначения не справляется на своем месте — увольнять его.

[Chrdk.]: Кто должен оценивать, справился специалист или нет? Как система будет регулироваться?

[ФГ]: Как на Западе это делается? Раз в пять лет у нас происходит аттестация факультета. Университет приглашает больше десятка экспертов со всего мира. Некоторых рекомендует сам факультет, остальной пул независимых экспертов формируется университетом. Сначала им отправляется вся информация о деятельности института за отчетный период. Они приезжают, и еще дня три мы сидим и рассказываем о работе. После делается экспертное заключение. То же самое происходит в Германии. Причем экспертиза идет очень жесткая, после каждой аттестации у нас закрывается несколько лабораторий.

[Chrdk.]: Если бы вы были лицом, ответственным за науку в России, ваши первые три указа?

[ФГ]: Первое: я бы направил деньги на обновление экспериментальной базы. Все должно происходить на конкурсной основе с независимой экспертной оценкой. Экспериментальную базу нужно воссоздавать. Если не по всем направлениям, то хотя бы по наиболее актуальным.

Следующий приоритет — укрепление и создание новых лабораторий за счет привлечения способных генерировать идеи ученых из-за границы.

Зачастую интенсивность работы на Западе намного выше. Во многом это происходит за счет правильной среды.

Я это почувствовал, когда переехал в Швецию в 90-е. Большая загрузка и привычка решать сразу несколько задач дисциплинируют — ты успеваешь многое. Важное дополнение к точкам роста. Должна быть определенная система гарантий, как в Китае, что правила игры не поменяются после подписания контракта.

И наконец, развитие грантовой инфраструктуры. Конкурсная система дисциплинирует и заставляет искать новые, актуальные тематики. А если хорошо организована экспертиза и нет конфликтов интересов, то происходит разумный выбор вектора развития. В России в принципе уже сложилась грантовая цепочка: РФФИ — РНФ — мегагранты, по мере роста объемов финансирования, выделяемого на проект. Это движение в верном направлении.

[Chrdk.]: Сергей, вернемся к твоему опыту создания новой лаборатории. Ты вернулся в Россию несколько лет назад, это был осознанный выбор?

[СП]: У меня никогда и не было особого желания жить вне России, мне всегда было комфортнее в российской культурной среде. С другой стороны, было желание посмотреть мир, расширить свой научный кругозор, понять культурные и организационные особенности устройства науки в разных странах. После трех лет в Стокгольме и защиты диссертации в Королевском технологическом институте я вернулся в Россию в Ростов-на-Дону, где есть несколько сильных научных групп по рентгеновской спектроскопии.

Начал работать, но сразу столкнулся с огромной преподавательской нагрузкой. Было не очень понятно, как при этом заниматься наукой. Поэтому решил еще раз поехать за границу.

Сначала в Университет Лунда (Швеция), а потом в Университет Ростока (Германия).

После завершения постдоков снова захотелось вернуться в Россию. Приоритетом был Красноярск, по личным причинам. Написал несколько писем в красноярские институты РАН и в Сибирский федеральный университет. В СФУ предложили ставку доцента — 17 000 рублей. Понимаю, что формально все сотрудники университета находятся в таких же условиях. Это существующий уровень оплаты труда. Но если рассматривать трудоустройство с такой оплатой как путь возвращения ученых и привлечения молодежи, то это путь в никуда.

После того как Сибирский федеральный университет вошел в программу «5−100», было принято решение о создании новых лабораторий по нескольким приоритетным тематикам. Мне предложили возглавить одну из групп. По сути, это были целевые деньги на создание точек роста. По западным меркам объем финансирования был небольшой. Около трех миллионов рублей на год, в том числе на зарплату всей научной группы и выплату социальных налогов. Мы закупили компьютеры, серверы, стали активно набирать аспирантов. За четыре года создано работоспособное кадровое ядро из молодежи и визит-профессоров.

[Chrdk.]: Каковы вообще варианты поддержки новых групп? Чисто бюджетное, базовое финансирование не работает. Выделение специальных средств, например из фонда развития университета, уже имеет какой-то смысл. Какой следующий уровень?

[СП]: Очевидно, что программа новых лабораторий в СФУ дала эффект. Мы видим рост количества публикаций в университете за два последних года, как раз после создания нескольких подобных подразделений.

Именно такой путь поддержки научных групп, в которых у сотрудников небольшая преподавательская нагрузка, используется в университетах на Западе. Работает такой подход и у нас, мы это доказали.

Причем все это произошло за небольшой промежуток времени. Мы с самого начала стали привлекать молодежь и сделали упор на новые направления. Из разных институтов собрали несколько молодых кандидатов наук, набрали аспирантов. Для кандидатов наук обсудили, чем они занимались раньше, и предложили им частично сменить тему. Точнее, тематика работы постепенно менялась в связи с объективными причинами. Стали подавать заявки на гранты с новыми идеями. Сначала получили один грант по плазмонике и молекулярным агрегатам, потом грант РНФ по рентгеновской спектроскопии, несколько грантов РФФИ для молодых ученых. Недавно получили второй грант РНФ по квантовой химии и плазмонике. Аспиранты получили стипендии президента РФ. То есть пошла независимая поддержка по конкретным тематикам из средств фондов. Для новой группы это, мне кажется, неплохо.

Но у такого развития есть предел. Сейчас группа сформирована для теоретической работы. Если мы планируем экспериментальные исследования, то возникает задача приобретения нового оборудования. Например, мы сформулировали задачу создания очень чувствительного биосенсора. Требуется не менее 50—60 миллионов на создание экспериментальной лаборатории и еще 20 миллионов на ее поддержку. Конкурсов на финансирование в таком объеме в России очень мало, а задач, под которые необходимы часто и большие деньги, — очень много. Как тогда говорить о массовом создании новых лабораторий?

Поэтому, конечно, необходимо существенное увеличение финансирования науки со стороны государства, иначе мы можем отстать во многих научных дисциплинах навсегда. Это будет не только генетика, в которой мы отставали в Советском Союзе, это будет отставание по широкому спектру научных направлений. Существует понятие «продовольственная безопасность государства». Я бы начал говорить о «научной безопасности», которая, возможно, даже намного важнее и критичнее для существования страны. Другой вопрос, который необходимо решать, — это улучшение организации науки. Чтобы не получилось, например, так, что на строящихся синхротронах не будет целого спектра оборудования для современных задач.

В целом для поддержки новых лабораторий и «селекционной работы» достаточно нескольких вещей: «посевной фонд» для отбора новых групп, стабильное финансирование для тех групп, которые за какой-то разумный промежуток времени смогли показать значимые научные результаты, надежная грантовая система с достаточно высоким показателем проходимости проектов (около 20−30%). При таком подходе реализуется очень важный принцип: поддерживаются не просто важные научные направления, а ученые, которые способны выдавать научный результат.

[Chrdk.]: А если пойти по условному «европейскому» пути и встраиваться своими группами в распределенные коллективы исследователей?

[СП]: Я думаю, что будущее за сетевыми коллаборациями. Собственно, даже не будущее, а уже настоящее. Вопрос только в том, какую роль мы сами и Россия в нашем лице будем играть в подобных коллаборациях.

Допустим, наш коллега находится в США и на имеющемся оборудовании делает эксперименты по нашим теоретическим расчетам. Такое, конечно, возможно. Но не нужно забывать, что, даже если наши сотрудники будут ездить туда на какое-то время и сами делать необходимые эксперименты, все равно фактически технология будет разработана не нами и мы к ней в юридическом смысле, может быть, даже отношения иметь не будем. Хотелось бы сохранить авторство и приоритет. И выход здесь только один: нужны серьезные вложения в инфраструктуру и научные кадры. Тогда не мы будем ездить, а к нам поедут делать эксперименты.

[Chrdk.]: Сейчас в моде формат полезных советов. Можешь сформулировать пять лайфхаков для ученого, который хочет создать свою лабораторию в России?

[СП]: Не стал бы называть это лайфхаками, но, если с ходу…

Во-первых, ученый должен обязательно поездить по миру. Стажировку от трех до пяти лет я считаю практически обязательным требованием для будущего успеха в науке. Во многих странах, например в Японии или Германии, трудно занять серьезную должность в науке без опыта работы в других странах. Когда человек работает в новой стране, он видит не только плюсы, но и минусы. В будущем это будет полезно при организации собственной группы. Некоторые боятся, что за время стажировки потеряют контакты с прежними коллегами. Но все зависит от человека. Например, наш аспирант недавно защитился и уехал на постдок в университет Иллинойса — это один из ведущих университетов мира. Но мы не теряем с ним контакт, проводим совместные работы, он дистанционно руководит и помогает нашим новым аспирантам.

Если человек решил возвращаться в Россию или обустраиваться на новом месте, нужно, как это ни банально звучит, детально изучить обстановку. Познакомиться с людьми, узнать про историю, что в этом центре или университете происходило раньше. Лаборатория — это долгосрочный проект, его нужно рассчитывать как минимум лет на десять. Поэтому важна стабильность и гарантии. Многое из этого можно узнать и оценить заранее.

Нужно быть готовым к большому объему бюрократической работы. Хотя, скажем, в Германии у меня трудоустройство тоже заняло три недели, в России, пожалуй, все происходит даже быстрее. Своя бюрократия есть везде.

Очень важен подбор сотрудников. Нужны люди, которым ты полностью доверяешь в научном плане. Нужно вести цивилизованный диалог на равных со всеми, кого ты принимаешь в группу, даже со студентами. В России зачастую так не принято. Без открытости не будет доверия коллектива к тебе и в самом коллективе. Нужно избавляться от феодального мышления в науке.

Нужно быть готовым к смене тематик, к международному сотрудничеству. Очень хорошо для развития, хотя и дорого, — это иностранные постдоки и аспиранты. Мы два раза объявляли открытый конкурс в аспирантуру. Каждый раз к нам приходило более 50 заявок. С одной стороны, такие сотрудники дорогие. С другой стороны, как только в коллективе появляется иностранец, все меняется. Семинары проходят на английском языке. Растет уровень языка у молодежи, они быстрее начинают писать статьи в приличные журналы. Сама атмосфера влияет на образ мысли и стиль работы. У сотрудников появляется внутренняя мотивация. Они понимают, что их лаборатория ничем не хуже любой другой, а они сами занимаются наукой мирового уровня.


 

 

А.Л. Фрадков, интервью (16.03.2012)

В расчете на взаимность. Ученые снова пытаются объединиться.

В российском научном сообществе, как и в политической жизни страны, в последнее время наблюдается подъем общественной активности. Ровно через месяц после того, как провела свою первую конференцию учрежденная Общественной палатой Российская ассоциация содействия науке (РАСН), было заявлено о появлении на этом же поле нового игрока - Общества научных работников (ОНР). В отличие от РАСН это объединение родилось как инициатива снизу: его организаторами выступили завсегдатаи интернет-форума Scientific.ru.

Общество научных работников оформилось в ходе проведенного недавно в Институте общей физики РАН семинара “Проблемы организации российской науки и самоорганизация научных работников”. Дискуссия на этом мероприятии, по сообщению его устроителей, “плавно перешла в оргсобрание, на котором был принят устав и избран Совет ОНР”. В него вошли такие известные своей общественной активностью ученые, как организатор многочисленных акций в поддержку науки Евгений Онищенко, главный редактор газеты “Троицкий вариант” Борис Штерн, борец с лженаукой академик Евгений Александров, автор критических писем и выступлений Дмитрий Дьяконов.

По целям и задачам ОНР практически не отличается от РАСН: новая структура также намерена содействовать развитию российской науки и налаживанию продуктивного диалога между властью, обществом и учеными. А вот условия членства в этих организациях разнятся. Если кандидатам в члены РАСН - физическим лицам и общественным объединениям - достаточно получить рекомендации от двух членов ассоциации, то вступающие в ОНР исследователи должны удовлетворять “критериям активного участия в научных исследованиях”. От желающих влиться в ряды Общества требуют список публикаций за три года, в котором должно быть не менее двух публикаций в рецензируемых журналах.

Таким образом, в Общество научных работников, как остроумно выразился один из активистов, зовут тех, “кто любит науку и пользуется ее взаимностью”. Предполагается, что ОНР будет “рупором” активных ученых, работающих в России и за рубежом. Вопрос в том, захотят ли наверху услышать их голос. Чтобы добиться взаимности от власти, Общество предусмотрело в своем уставе такие механизмы достижения целей, как “митинги, пикеты и другие прямые действия”.

В своем манифесте, написанном еще в 2005 году, и в недавно опубликованной в Интернете декларации организаторы ОНР отмечают, что состояние и перспективы развития российской науки продолжают вызывать тревогу. Ее будущее они связывают с созданием максимально прозрачных и объективных механизмов финансирования и управления, важнейшей составной частью которых должны стать честные и открытые конкурсы по распределению бюджетных ресурсов. Главной задачей Общества на ближайшие годы будет содействие развитию в России современных принципов организации науки, включающих адресную поддержку наиболее сильных ученых и исследовательских коллективов, а также исследовательских проектов высокого уровня, отбираемых на основе профессиональной независимой экспертизы.
В ближайшее время ОНР собирается заняться обсуждением и таких волнующих научное сообщество проблем, как отмена ряда грантов РФФИ, бюрократизация конкурсов Минобрнауки, применение в научной сфере действующего закона о госзакупках и готовящейся федеральной контрактной системы.

Вопрос - ответ

О первых шагах и задачах Общества научных работников, условиях членства в нем мы попросили рассказать одного из инициаторов создания этой организации заведующего лабораторией Института проблем машиноведения РАН, профессора математико-механического факультета СПбГУ, доктора технических наук Александра Фрадкова.

- Александр Львович, почему решение о создании Общества, зревшее, как сообщается на вашем форуме, довольно давно, реализуется именно сейчас? Связано ли это с подъемом протестных настроений в стране?
- Процесс самоорганизации начался на форуме Scientific.ru еще до выборов. Я в очередной раз посетовал, что “бодаться с дубом” поодиночке малоэффективно. Будь наши активисты представителями какой-то организации, власти относились бы к их предложениям по-иному. А создать общественное объединение совсем не сложно. На что мне уважаемые в среде форумчан и в научном сообществе люди предложили: вот ты и создай. Пришлось отвечать за свои слова. Так что наша деятельность не связана с “революционной ситуацией”. На мой взгляд, ученым для пользы дела лучше держаться подальше от революций.
- Ваше организационное собрание “выросло” из семинара в Институте общей физики РАН. Почему учредители не собрались специально, зачем понадобилось шифроваться?
- Использовать семинар как стартовую площадку предложил председатель профкома ИОФ РАН Александр Самохин. Общество научных работников создается без покровителей и спонсоров, поэтому нам хотелось с самого начала опереться на сильный научный коллектив. Кто лучше самих ученых знает, как повысить продуктивность и улучшить условия труда? Именно мнение таких активно работающих профессионалов наше Общество будет доносить до организаторов и реформаторов науки.
- В Уставе ОНР говорится, что члены Общества должны будут платить членские взносы. Определен ли их размер?
- Поскольку пока решено работать без образования юридического лица, членские взносы в этом году собирать не планируется. Своеобразным вкладом в общую копилку станет научный авторитет его членов.
- Как члены Общества собираются взаимодействовать?
- ОНР планирует работать в основном как сетевая интернет-структура. Это современный способ общения людей, и сегодня всем ясны его преимущества. Как иначе проводить сбор мнений научных работников по стране и за рубежом? Желающие вступить в ОНР должны зарегистрироваться на сайте democratia2.ru в группе “Общество научных работников”. Этот информационный ресурс предоставляет сервисы для электронного голосования и сбора подписей под обращениями.

Материалы подготовила Надежда ВОЛЧКОВА

http://www.poisknews.ru/theme/science-politic/3052/

А.Л.Фрадков. БЛЕСК И НИЩЕТА ФОРМАЛЬНЫХ КРИТЕРИЕВ (Троицкий вариант, 13(122N) 12.02.2013).

Читайте также: 

БЛЕСК И НИЩЕТА ФОРМАЛЬНЫХ КРИТЕРИЕВ

А.Л.Фрадков

(ИПМаш РАН, член Совета по грантам при Правительстве РФ)

В наш век падения авторитета науки в обществе вопросы рецензирования научных работ и экспертизы научных и технологических проектов приобретают особое значение. Когда большинство в обществе, в том числе большинство лиц, принимающих решения не понимает большинства результатов деятельности ученых, возникает естественный вопрос:  а зачем нужны эти ученые, зачем нужна наука вообще?

Осмелюсь предположить, что  из немногих вариантов ответа особого внимания заслуживает следующий: наука суть способ сохранении в обществе понятий об истине и лжи, а ученые – люди, которые способны отличить истину от лжи в окружающей нас реальности. Сохранение такой группы людей в обществе, в котором ключевые слова «прогресс» и «мораль» вытеснены словом «интересы» важно, чтобы общество не потеряло стратегические и моральные ориентиры.

Но чтобы подобные уникальные качества касты  ученых не обесценивались, понимание научной истины и морали внутри группы  должно быть безупречным и очевидным для всех – иначе ученые потеряют доверие общества. Вот почему так важны понятность и безупречность процедур экспертизы -  механизмов установления научной истины.

В заметке обсуждаются проблемы критериев экспертизы на примере недавно завершенного   конкурса на продление первой волны мегагрантов. Предполагалось продлить  примерно половину из поданных заявок на продление. Критерием успешности проекта было достижение основной цели: создать за два года лабораторию мирового уровня. Но как, по каким критериям определить, достигла ли лаборатория мирового уровня?  Новый состав Совета по грантам при Правительстве РФ должен был выработать эти критерии и принять решение на их основе.

Отметим, что если прошлый состав Минобрнауки собирал Совет по грантам по статусному принципу и большинство в нем составляли академики РАН, то новый состав собирался совсем иначе. По академиям, вузам и общественным организациям было разослано письмо с предложением номинировать членов этого Совета. К кандидатам  предъявлялось всего лишь два требования: наличие авторитета в мировом научном сообществе (публикации в ведущих международных журналах, приглашенные доклады на международных конференциях, членство в редколлегиях международных журналов  за три последних года и т.п.) и отсутствие административного статуса: должности руководителя научного или образовательного учреждения или его заместителя. Было подано около 200 предложений, из которых МОН отобрало 18, примерно соответствующих 20  областям наук, определенным условиями конкурса. Вместе с председателем (министром), заместителем председателя  и представителем МОН они и составили новый Совет.

Неудивительно, что речь о критериях мирового уровня зашла на первом же заседании Совета. Удивительно то, что у собравшихся специалистов не было серьезных разногласий по ним. Это важно, потому что предстояло оценить в сопоставимых терминах 37 поданных заявок на продление из 17 различных областей наук. В основу были положены простые критерии, обсуждавшиеся ранее на сайте Scientific.ru. Эти же критерии использовались и при разработке рекомендаций экспертам  для новой волны конкурса, поэтому подробнее о них позже.

Как соединить  достоинства формальных показателей и экспертных оценок? Казалось бы, просто: каждую заявку оценивает множество независимых экспертов (в конкурсе мегагрантов два российских и два иностранных эксперта). Каждый эксперт ставит балл от 1 до 5  по каждому показателю, а затем баллы суммируются. Совету остается только упорядочить заявки по убыванию суммы баллов и выбрать для продления  первые N заявок, где N определяется либо заданным числом победителей, либо заданным бюджетом конкурса. Однако формальный подход имеет целый ряд недостатков. Основные из них:

  1. Никакой эксперт не может быть абсолютно объективным, т.е. его оценка имеет погрешность и отличается от истинной (предполагаем, что таковая существует). Значит, упорядочивание по баллам также отличается от истинного. Поэтому правильнее отобрать заявки «с запасом», т.е. имеющие не только «проходной» балл, но и «полупроходной»., и «полупроходные заявки рассматривать отдельно, анализируя оценки экспертов. При этом важно, чтобы полупроходная зона не содержала слишком много заявок, так как иначе не хватит времени на их детальное рассмотрение.
  2. Еще более опасными могут быть погрешности, порожденные необъективностью отдельных экспертов. Мы столкнулись с несколькими случаями, когда трое из четверых экспертов дают примерно одинаковые суммы баллов, а оценка четвертого  резко отличается.  Причиной может быть конфликт интересов (четвертому выгодно, или наоборот, невыгодно ставить высокую оценку). Или наоборот: четвертый эксперт нашел ошибку или слабость заявки, которую не заметили остальные.

В обоих случаях требуется детальный анализ заявки одним или несколькими членами Совета, желательно до решающего заседания.  Именно так все и происходило. Члены Совета, заметив неоднозначность оценки, вникали в заключения всех экспертов, а иногда даже смотрели саму заявку, причем не только из «своей» области знаний.  Дополнительную информацию давало мнение руководителя группы экспертов, играющего роль модератора и составляющего общее заключение по рецензиям четырех экспертов для всех проектов из данной области наук. Такое заключение может помочь Совету,  но может и внести дополнительную погрешность.  Во всех спорных случаях члены Совета обращались к первичным формальным показателям заявки, прежде всего – к публикациям. Кроме уровня публикаций оценивалась место их выполнения: если большая часть работ  была выполнена за рубежом, то  мирового уровня достигла не российская лаборатория, а зарубежная. Наконец, важную роль играла развитость инфраструктуры созданной лаборатории. Перечисленные неформальные рассмотрения дополняли формальный показатель «сумма баллов экспертов» и позволяли снизить влияние недостатков, присущих формальной экспертизе. Для продления были отобраны 24 проекта, причем, чтобы уложиться в допустимый объем финансирования сумму, выделяемую на каждый грант,  уменьшили на 10%.

В ходе работы произошел следующий казус, поучительный для  дискуссии о соотношении формальных показателей и  экспертных оценок. Перед итоговым заседанием Совета аналитическая группа МОН подготовила ведомость оценок и заключений экспертов по каждой заявке на продление. Оценки выставлялись по 10 частным критериям, разбитым на две группы. Первая группа оценивала значимость достигнутых результатов (6 критериев, в т.ч. соответствие результатов плану, уровень публикаций, уровень выступлений на конференциях, кадровый состав лаборатории), а вторая группа - перспективность дальнейших исследований по проекту (4 критерия, в т.ч. актуальность, достижимость целей и т.п.). Каждому частному критерию соответствовал вес, в которым значение критерия входит в итоговую. В первой группе у первых двух критериев был вес по 30%, а у оставшихся – по 10%, а во второй группе веса всех частных критериев были по 25%. Далее, вклад первой группы умножался на 0.7, а вклад второй группы – на 0.3. На предыдущем заседании Совета веса обсуждались, менялись, а в одном случае даже голосовались. Так вот в первом варианте подготовленной ведомости оценок, разосланном членам Совета накануне по недосмотру все веса были взяты равными и именно этот вариант использовался нами для анализа. Однако потом ошибка была исправлена и за 2-3 часа до заседания была разослана исправленная ведомость, которая раздавалась и на самом заседании. Так вот курьез заключается в том, что изменение весов практически не повлияло на порядок  расположения заявок в списке по убыванию рейтинга! Сами итоговые суммы, конечно, изменились, а вот порядок остался практически тем же, за исключением 2-3 <<полупроходных>> заявок, которые все равно бы рассматривались на заседании.  На мой взгляд эта история подтверждает вывод, в котором я был убежден и раньше: если формальные критерии разумны, то и результат они дадут объективный, слабо зависящий от того, какой субъективный вес назначат им эксперты.

Параллельно с оценкой проектов на продление нам приходилось обсуждать и принимать правила и критерии для нового конкурса (третьей волны) мегагрантов.  Здесь возникают те же проблемы, но, поскольку конкурс еще не начался, была возможность заранее принять меры, чтобы правила, по которым  эксперты будут выставлять свои оценки (они лежат в диапазоне от 1 до 5) были сопоставимы для различных наук. Для этого было решено по каждому критерию выдать рекомендации, в каких случаях эксперт должен ставить высший балл. На первый взгляд, такая задача неразрешима: единые рекомендации для разных наук выдать нельзя. Судите сами, в какой мере мы справились с задачей.

Было установлено еще на прошлых конкурсах, что критерии оценки заявки делятся на три группы [1]:

1. Уровень ведущего ученого

2. Уровень (качество) заявки

3. Уровень подготовленности принимающего коллектива.

Такое деление разумно, поскольку оно выделяет три ключевых, независимых между собой фактора успеха будущего проекта. В первой группе три частных критерия:

  1. Уровень научных публикаций. По нему оценку «5» предлагается ставить при обязательном  выполнении двух условий:

1) ведущий ученый за последние 3 года ежегодно публикует не менее 1-2 статей в ведущих международных журналах;

2) ведущий ученый имеет индекс цитируемости или Н-индекс не менее 40% от показателей лидеров по данной области науки.

Заметим, что определение того, является ли журнал ведущим и какова цитируемость лидеров в данной области наук полностью отдается на откуп экспертов. Для ориентировки экспертов мы предложили ориентироваться на список ведущих журналов, принятый при расчетах стимулирующих выплат в МГУ и содержащий верхние 25% журналов по импакт-фактору из числа индексированных Web of Science,  а также все журналы из базы Thomson Reuters Arts & Humanities Citation Index [2].

  1. Опыт ведущего ученого по руководству научным коллективом. Здесь оценка «5» ставится, если  выполнены хотя бы 3 из следующих 4 требований:

1) ведущий ученый создал хотя бы один международный научный коллектив и управлял его деятельностью в течение хотя бы 5 лет;

2) ведущий ученый в течение не менее чем 5 лет руководил хотя бы одним международным грантом или проектом;

3) ведущий ученый управлял  деятельностью хотя бы одного национального научного коллектива в течение хотя бы 5 лет;

4) ведущий ученый руководил  хотя бы двумя крупными национальными грантами или проектами в течение не менее чем 5 лет.

1.3. Опыт и возможности ведущего ученого по подготовке научных и педагогических кадров. Оценка «5» ставится, если ведущий ученый за последние 7 лет руководил не менее, чем тремя аспирантами (PhD students), два из которых успешно защитились.

Во второй группе четыре частных критерия:

  1. Актуальность планируемых научных исследований
  2. Достижимость заявленных результатов в предложенные сроки и заявляемыми методами
  3.  Соответствие запрашиваемого финансирования поставленным целям, качество проработки сметы проекта
  4. Перспективный облик лаборатории, создаваемой в организации в рамках проекта, через 3 года

 Здесь нам не удалось дать количественных рекомендаций и они остались на качественном уровне, так, как были предложены министерством [1]. 

В третьей группе пять критериев: 

3.1. Публикационная активность коллектива участников заявляемого проекта

3.2. Имеющаяся у коллектива участников заявляемого проекта научная инфраструктура

3.3. Адекватность принимаемых организацией обязательств по созданию лаборатории

3.4. Кадровый состав организации

3.5. Роль лаборатории в решении задач организации по ее инновационному развитию

Удалось квантифицировать только критерии 3.1 и 3.4, а именно:

По 3.1 оценка «5» ставится, если выполнены хотя бы 3 из следующих 4 требований:

1) коллектив за последние 3 года ежегодно публиковал не менее 4-6 статей в международных журналах;

2) коллектив за последние 3 года ежегодно представлял не менее 3-5 докладов на важнейших международных конференциях;

3) коллектив имеет в своем составе участников с индексом цитируемости или Н-индексом не менее 60% от показателей лидеров по данной области науки в России;

4) коллектив планирует за два года проекта иметь не менее  4-6 статей, опубликованных или принятых к печати в международных журналах, индексированных в Web of Science или Scopus, в том числе статьи в ведущих международных журналах

По 3.4. оценка «5» ставится, если выполнены хотя бы 3 из следующих 4 требований:

 1) наличие в составе коллектива не менее 20% молодых ученых и  аспирантов;

2) наличие в составе коллектива не менее 30% участников, опубликовавших за последние 3 года не менее трех статей в международных журналах, индексированных в Web of Science или Scopus;

3) наличие в составе коллектива участников, имеющих опыт руководства грантами, государственными и хоздоговорными контрактами;

4) наличие в составе коллектива участника, имеющего опыт административного руководства научным коллективом (лабораторией, кафедрой)

Легко видеть, что критерии этой группы требуют, чтобы у принимающего коллектива был определенный уровень, чтобы передовые научные идеи, брошенные в эту почву, смогли взрастить лабораторию мирового уровня за 2-3 года. Конечно, далеко не каждый коллектив готов к решению такой задачи: у существенной части группы должен иметься хотя бы минимальный опыт работы на мировом уровне. Как сказал один из членов Совета по грантам «Нельзя приглашать Гуса Хиддинка тренировать дворовую команду». Это мы и пытались формализовать, хотя бы частично.

После выставления всеми экспертами оценок они будут просуммированы с  заранее зафиксированными коэффициентами и дадут формальный показатель качества (балл) заявки. Для принятия решения Совет будет рассматривать, кроме этого числа, еще рекомендацию руководителя группы экспертов по области наук, в сомнительных случаях обращаясь к самой заявке.

Подводя итог, хочется еще раз подчеркнуть, что для объективной экспертизы недостаточно использовать только формальные показатели, также как недостаточно использовать и только экспертные оценки, причем во всех областях наук.  В вечном споре о том, как правильнее решать: по формальным критериям или по экспертным оценкам нет победителя. Первый опыт работы нового Совета по грантам это еще раз подтвердил. Правильное решение должно основываться на разумной комбинации обоих подходов. При этом важно, чтобы на последнем этапе решение принималось, по возможности, не голосованием, а консенсусом и слабо зависело от выбора коэффициентов на предыдущих этапах.  Вопрос в том, удастся ли эти принципы реализовать, когда выбирать придется не из сорока, а из нескольких сот заявок. Ясно, что даже если рассматривать внимательно только «полупроходные» заявки, это потребует серьезных усилий и затрат времени членов Совета. Хочется надеяться, что Совет справится.

ССЫЛКИ

  1. Порядок проведения конкурса мегагрантов (3-я волна) http://www.p220.ru/contest/2012/konkurs.ppt
  2. Список Топ-25% журналов по критерию импакт-фактора по версии Thomson Reuters http://istina.imec.msu.ru/statistics/journals/top/

Б.Е. Штерн, интервью (27.03.2012)

«Средневековье начинает понемногу отступать»

Главред "ТрВ-Наука" Борис Штерн о науке в России и возможностях независимой прессы

Главред газеты «ТрВ-Наука», которая разоблачила лжеученого Виктора Петрика, первой опубликовала математические данные о фальсификации выборов и раскрыла махинации по закупке приборов в РАН, доктор физико-математических наук Борис Штерн рассказывает о принципах работы своего издания и надеется на создание аналогичного общественно-политического СМИ силами самих журналистов.

– Сегодня «Троицкий вариант – Наука» выпускает сотый номер. Какие публикации, вышедшие в издании в первых ста номерах, вы бы выделили?

– Перечислю те, что выделили читатели. В первую очередь я бы вспомнил про самую резонансную акцию «ТрВ» под условным названием «Корчеватель». Был журнал, за деньги публиковавший статьи в интернете. Журнал входил в список ВАК (то есть публикации в нем засчитывались при защите диссертаций) и делал бизнес на защищающихся кандидатах и докторах. Замглавного редактора «ТрВ» Михаил Гельфанд взял квазислучайный текст, сгенерированный компьютером, и отправил его в этот журнал. Текст был принят к публикации. «ТрВ» оплатил ее, статья вышла, о чем было сообщено в газете. Это был единственный случай, когда ведущий на одном из центральных каналов размахивал «Троицким вариантом». ВАК выкинул из списка этот журнал и вообще отчасти пересмотрел принцип формирования списков.

Можно выделить самую читаемую статью на сайте газеты – «Статистические исследования результатов российских выборов 2007–2009 гг.» Сергея Шпилькина, который хорошо знаком и читателям «Газеты.Ru». То была его первая публикация на эту тему. Это случай, когда политика вторглась в область компетенции науки, за что и была выведена на чистую воду.

Среди самых читаемых – цикл статей про Академинторг – организацию, закупающую научное оборудование для институтов РАН, причем по подозрительно высоким ценам.

Еще была публикация, за которую на нашу газету подали в суд. Химик Ольга Кажева сочла ложными и порочащими ее сведения о том, что введение в ее докторскую диссертацию представляло собой почти дословное воспроизведение чужого обзора без указаний на цитирование. Суд и кассационная инстанция признали, что сведения не были ложными, а «Троицкий вариант» добросовестно изложил суть дела.

– Каким вы себе представляете издание «Троицкий вариант – Наука» через несколько лет? Может ли оно из газеты вырасти, скажем, в красиво иллюстрированный научно-популярный журнал?

– Нет, в такой журнал «ТрВ» не вырастет, поскольку это не тот жанр. «ТрВ» мыслится как живое дискуссионное и подвижное издание, в чем-то опирающееся на интернет, но охватывающее также и неинтернетовскую аудиторию. Это предполагает широкую доступность газеты, а следовательно, дешевую полиграфию. Конечно, нынешняя полиграфия сильно оставляет желать лучшего. Нужно найти некий оптимум.

Надеюсь, что через несколько лет газета станет разнообразней, приятней на вид и в полтора раза толще (24 полосы А3 кажутся оптимумом). Тираж точно будет увеличен, причем в несколько раз (сейчас 5 тысяч).

Я бы добавил, что «Троицкий вариант» мог бы послужить прекрасным прототипом для гораздо более массовой общественно-политической газеты. Причем грамотной и неангажированной. Такой тип издания феноменально дешев (нет штата), легок на подъем и может быть крайне эффективным здесь и сейчас благодаря большому числу хороших журналистов, мобилизованных гражданским пробуждением последних месяцев. Нужно лишь одно – человек, который скажет: «Я за это берусь!»

– В чем вы как главный редактор видите задачи газеты «Троицкий вариант – Наука»?

– Задача-минимум – морально поддержать людей, сохранивших способность к рациональному мышлению, в период национального (а в какой-то степени и глобального) рецидива умственного средневековья. Чтобы, читая газету, человек видел: не он один белая ворона, не он один думает так же, именно он в здравом уме, а не большинство вокруг.

Задача-максимум – способствовать тому, чтобы число рационально мыслящих людей росло. Кстати, мне кажется, что средневековье начинает понемногу отступать. Наша заслуга тут не велика, но какой-то вклад в свои пять копеек, возможно, есть.

Другая задача – борьба за выживание российской науки. Здесь главная проблема в том, что уровень непонимания того, что такое наука и зачем она нужна, у властной элиты чудовищен.

Некоторые представители этой элиты почитывают «ТрВ», но результатов пока не видно.

– Не кажется ли вам, что успех связан с не самой блестящей ситуацией, которая сложилась в науке в нашей стране?

– Лишь отчасти. Скорее с тем, что людям уже надоели СМИ, редакционная политика которых базируется на представлении об аудитории как о полуидиотах, падких на блестящие предметы и не способных сделать умственное усилие. Не самая блестящая ситуация в науке, действительно, делает «ТрВ» некой отдушиной, но она же лишает нас части потенциальной аудитории – тех, кто потерял интерес к науке или не приобрел его в юности.

– Когда у вас появилась идея выпускать такую газету? Насколько сложно было организовать выпуск первого номера? Насколько легче или сложнее вам было выпускать сотый номер?

– Идея в осознанной форме появилась во второй половине февраля 2008 года. С одной стороны, существовала городская газета «Троицкий вариант», потерявшая былой задор и влачившая вялое существование. С другой стороны, на Scientific.ru образовалось живое сообщество научных работников и научных журналистов, которым была нужна новая площадка для выражения своих взглядов. Вот я и предложил: есть газета, есть инфраструктура, включая офис, технику, работающую фирму, технический штат. Давайте сделаем новую живую и задорную газету на тему науки и ее бытия. В ответ пошел вал скептицизма и вал энтузиазма одновременно. Удивительно быстро подобрался костяк команды. Я взялся за выпуск первого номера сам и поставил четкую дату – 1 апреля, ровно на 20-летие первого выпуска городского «ТрВ». В юбилеях нет никакой магии, но в данном случае это было дисциплинирующим и мобилизующим решением.

Было настолько тяжело, что до выпуска второго номера очухивались месяц. Тяжело, но и радостно. Сейчас все намного легче. Что касается меня лично, выпускать сотый номер было предельно легко – я практически не прилагал никаких усилий. Думаю, что если бы я изо всех сил мешал его выходу, у меня бы ничего не получилось: выпустили бы вопреки. Несколько сложнее было выпускающему редактору (сотый номер выпускала Наталия Демина), и все равно много проще, чем первые номера, поскольку есть опыт и сложившийся круг авторов. Дело было трудно сдвинуть с места и разогнать, а теперь оно движется гораздо легче.

Кстати, с административной точки зрения «ТрВ» представляет из себя нонсенс, феномен, который не должен существовать.

В газете нет ни единого штатного работника и четкого распределения обязанностей, нет планерок и жесткой редакционной политики.

Редакция работает в основном на принципах спонтанной самоорганизации независимых участников, взаимодействующих через интернет. Этакий нелинейный эффект возникновения структуры из хаоса.

– Как распространяется «Троицкий вариант – Наука»?

– Представитель целевой аудитории «ТрВ» гораздо легче пожертвует 1000 рублей при оказии, чем пойдет в киоск, чтобы купить за 20 или озаботится подпиской за 600– 800. Поэтому основная часть тиража распространяется бесплатно – на проходных институтов, в Политехническом музее, в местах, где много потенциальных читателей.

Есть прецеденты, когда бесплатную раздачу «ТрВ» запрещали: например, на общем собрании Российской академии наук и на вахте в Министерстве образования и науки.

Лишь небольшая часть рассылается по подписке и продается в киосках. Газета открыта для всеобщего обозрения в интернете, и географическое распределение читателей примерно совпадает с распределением русскоязычной научно-технической интеллигенции по миру. Кстати, редакционный совет газеты тоже не локален и распределен по долготе от Калифорнии до Иркутска.

– Наверное, вопрос о рентабельности не стоит перед вами? На какие же средства существует газета?

«Троицкий вариант» нерентабелен по определению. Кстати, вопрос о финансировании газеты вызывает жгучий интерес у «доброжелателей». Итак, самый крупный спонсор «ТрВ» – фонд Дмитрия Зимина «Династия» (его личный сектор фонда). Но поскольку одного Зимина всегда не хватает на всех, газету финансово и инфраструктурно поддерживает генетически связанная с «ТрВ» фирма «Тровант», с этого года – недавно образованный гражданский фонд «Граф». Со временем все больший вклад вносит самая прогрессивная форма поддержки – Crowdfunding. Сотни добровольцев внесли вклад, варьирующийся от 200 до 200 тыс. рублей.

Такая поддержка в максимальной степени гарантирует независимость.

– Среди научных журналистов есть немало активно (или не очень) работающих в науке людей. Насколько вам тяжело совмещать должность главного редактора «ТрВ-Наука» с работой у себя в институте?

– Моя научная работа, конечно, несет потери, что заметно по библиографическим показателям. Последнее время я публикую по статье в год (с одним соавтором), что негусто. Однако недавно неожиданно удалось сделать весьма интересную работу, поэтому хоронить себя как научного работника еще рано.

ТЕКСТ: Николай Подорванюк
Читать полностью: http://www.gazeta.ru/science/2012/03/27_a_4106533.shtml

В.В. Поройков. Статья 2005г.


В.В. Поройков

Система государственной регистрации и биологических испытаний химических соединений: воспоминания о будущем.


 

Ю.Н. Ефремов, статья (28.12.2011)

Мы поздравляем автора - главного научного сотрудника Государственного астрономического института им. Штернберга (ГАИШ), профессора МГУ, члена комиссии РАН по борьбе с лженаукой, члена ОНР, Юрия Николаевича Ефремова с юбилеем.

Уравнения Максвелла окупили науку на сотни лет

 

Cмотрите также другую статью Ю.Н. Ефремова

Если бы мы проиграли войну...

Д.И. Дьяконов, В.Е. Захаров, А.Д. Мирлин, В.В. Рязанов, А.В. Устинов, статья (04.02.2010)

(Источник) Публикуется по оригиналу, вышедшему в газете "Ведомости", 04.02.2010

Модернизация: Организация науки

В недавнем послании Федеральному собранию президент РФ высказал соображения по поводу науки и образования, под которыми, мы думаем, готовы подписаться большинство активно работающих ученых.

Вот несколько цитат из послания:

«Благополучие России <...> будет напрямую зависеть от наших успехов в развитии рынка идей, изобретений, открытий, от способности государства и общества находить и поощрять талантливых и критически мыслящих людей <...> Нужно создать постоянно действующий механизм их поддержки, привлекать к работе в России наиболее авторитетных российских и зарубежных ученых <...> При этом значительную часть проектов нужно проводить через международную экспертизу и осуществлять в партнерстве с зарубежными центрами и компаниями. Наши соотечественники — ученые, которые работают за границей, могли бы составить значительную часть экспертного сообщества <...> Следует упростить правила признания научных степеней и дипломов о высшем образовании, полученных в ведущих университетах мира, а также правила приема на работу необходимых нам специалистов из-за рубежа».

Разделяя эти мысли президента РФ, мы хотели бы внести более детальные предложения: а как, собственно, реализовать все эти прекрасные пожелания? Как «создать постоянно действующий механизм»? Как «сформировать комфортную среду для осуществления в России исследований и разработок мирового уровня»?

Прежде всего и российские власти, и научное сообщество, да и все общество в целом должны чувствовать уверенность в том, что общественные деньги «на науку» используются оптимальным образом, т. е. идут действительно на перспективные исследования мирового уровня, а не на пустозвонство, из которого никаких инноваций не последует, что студенты страны обучаются на переднем крае знаний, что деньги не отдаются на откуп чиновникам от науки.

Такая уверенность существует в развитых странах, но не у нас. Причина простая — в этих странах создана достаточно требовательная система организации науки и образования, но тон в ней задают действительно лучшие специалисты, отобранные и постоянно проверяемые мировой экспертизой. Финансирование национальных проектов, больших и малых, проходит жесткое экспертное рецензирование, не знающее границ между государствами. При таких условиях общество и власти доверяют своим ученым: они делают лучшее при заданном бюджете.

Много лет проработав в Европе, Америке и Японии на ведущих научных должностях, авторы хорошо знают принципы и конкретику организации науки за рубежом. Мы переработали этот опыт с учетом российских реалий и предлагаем конкретную программу, которую необходимо осуществить, чтобы послание президента Федеральному собранию не осталось красивыми словами.

Пока же ситуация в организации российской науки противоположна пожеланиям президента — об этом кратко говорится в конце.

А. Научная политика и управление наукой

1) Политику в области науки, технологии и образования формируют и проводят не чиновники, а сами ученые и технологи, доказавшие свою продуктивность и пользующиеся авторитетом в мировом научном сообществе. Мотивация ученых другая, чем чиновников: для них важно уважение в научном мире, где добывают знания, и интересна практическая реализация своих наработок. А главное — специалисты способны отличить перспективное исследование от пустозвонства. Научную политику определяют ученые, чиновники же отвечают за ее исполнение.

2) Высшим органом управления исследованиями является совет по науке, создаваемый непосредственно при правительстве РФ. Совет по науке состоит из сената и нескольких (около 12) отделений по дисциплинам — профильных комитетов по научной политике. Основной костяк этих комитетов составляют активно действующие ученые с мировой репутацией. О том, как отобрать таких людей, говорится ниже. Работа в совете по науке не оплачивается. Ротация на всех уровнях совета по науке на одну треть каждые четыре года.

3) Сенат совета по науке принимает решения по стратегическим направлениям исследования и расставляет приоритеты в финансировании крупных программ, согласуя приоритеты, выдвинутые профильными комитетами по научной политике. Совет по науке дает рекомендации президенту, Думе и правительству по базовому финансированию Академии наук, национальных исследовательских центров и других крупных организаций в рамках заданного общего бюджета.

В настоящее время решение правительства о финансировании крупных проектов и больших организаций происходит либо по принципу «от достигнутого», либо в результате личных связей и усилий соответствующих руководителей. Нельзя сказать, что это рациональное использование средств. Непонятно, почему и в каком объеме финансируется одно, а не другое.

4) Контроль над выполнением больших программ и обратная связь: раз в 3-4 года проводится независимая проверка внешними специалистами, главным образом иностранными. При этом ставится цель оценить реальные результаты исследований и сопоставить их с мировым уровнем. Рекомендации экспертных комиссий учитываются советом по науке.

Б. Научные проекты

5) Комитеты по научной политике рассматривают крупные проекты по своему профилю и проводят конкурсы на основе простых, небюрократических правил с параллельным рецензированием каждого проекта несколькими признанными экспертами мирового уровня, в том числе работающими за границей. Мотивация принятых решений доводится до исполнителей.

Крупные закупки оборудования подвергаются такой же обязательной и квалифицированной экспертизе.

Нельзя жестко регламентировать тематику научных проектов. По-настоящему новое ни чиновник, ни даже безупречный эксперт не могут предугадать — именно поэтому оно новое. Поэтому следует предоставлять определенную свободу успешным коллективам в использовании выигранных по конкурсу средств. Отчеты о результатах конкурсных работ публикуются и оцениваются экспертами по существу дела.

Пример очень хорошо функционирующей грантовой поддержки науки показывает Немецкое исследовательское общество (DFG) с большим разнообразием проектов — индивидуальные проекты, координированные программы, проекты в сотрудничестве с другими странами, гранты для молодых ученых, позволяющие им создать свою небольшую группу, и многое другое, — с простыми, без излишней бюрократии, правилами оформления проекта, высокопрофессиональным рецензированием. Есть много хороших примеров и среди национальных грантовых программ других стран.

6) Поддержка проектов небольших исследовательских групп и индивидуальных ученых, а также организации конференций и участия в них осуществляется посредством грантов, предоставляемых Российским фондом фундаментальных исследований (РФФИ) и Российским гуманитарным научным фондом (РГНФ), возможно, и другими аналогичными фондами, на конкурсной основе с привлечением в качестве экспертов самых известных специалистов, включая иностранных.

В. Оплата труда ученых

7) Ведущие научные должности занимаются только в результате открытых международных конкурсов, которые объявляются в мировых научных СМИ и проводятся конкурсными комиссиями, состоящими из ведущих ученых из разных организаций с непременным участием иностранных ученых. Конкурсные комиссии по отбору на должность (не менее 10 человек) назначаются профильными комитетами совета по науке.

Зарплата специалиста, выигравшего международный конкурс, должна быть конкурентоспособна в сравнении как с аналогичными должностями за границей, так и с другими видами деятельности внутри России. Начав с создания таких адекватно оплачиваемых позиций от уровня заведующего лабораторией и выше, следует постепенно распространить международный принцип заполнения должностей на более низкие уровни.

Вопрос о зарплатах является одним из самых болезненных. Тут сталкиваются между собой три соображения. С одной стороны, ясно, что для нормального функционирования науки, притока молодежи, удержания лучших специалистов, работающих в стране, и привлечения специалистов из-за рубежа ученые должны получать конкурентоспособные зарплаты. С другой стороны, в силу исторических причин в российской науке имеется много людей, которые, увы, малопродуктивны. Платить всем высокие зарплаты невозможно. Наконец, столь же понятно, что к этим людям надо относиться по-человечески: зачастую это в большей степени их беда, чем вина. Предлагаемый нами постепенный переход на новые позиции (с международным конкурсом и повышенными требованиями) учитывает все эти аспекты. Квалифицированным людям старшего поколения надо оставить возможность работать на старых должностях, а вновь открывающиеся позиции заполнять уже только по международным правилам.

8) Персонификация связи между обучением и исследованиями: создание совместных позиций в исследовательских центрах и университетах с обязательным преподаванием и, соответственно, полной оплатой труда в обеих организациях. Это, в частности, позволит создавать конкурентоспособные по зарплате позиции без дополнительных бюджетных расходов. Заполнение таких привилегированных должностей проводится по открытому конкурсу.

9) Необходим баланс между зарплатами на всех уровнях, от высших руководителей до аспирантов. Высшее лицо в бюджетном учреждении образования и науки не имеет права получать зарплату, более чем в семь раз превышающую стипендию аспиранта в том же учреждении.

Нынешняя ситуация с ничтожными аспирантскими стипендиями в 1500 руб., думается, в комментариях не нуждается. В Западной Европе типичный разрыв между максимальной зарплатой руководителя научного учреждения и аспирантской стипендией/зарплатой составляет примерно фактор 5.

10) Создание благоприятных условий для работы как по контракту, так и на постоянной основе иностранных специалистов, включая российских ученых, работающих за рубежом: автоматическое признание зарубежных научных степеней и дипломов, соответствующих международным стандартам, упрощение выдачи долгосрочных виз, устранение бюрократических препон для приезда, обустройства и работы.

В настоящее время признание диплома о научной степени, полученного, скажем, в Гарварде, Оксфорде или Мюнхене, является затяжной бюрократической процедурой, требующей представления в ВАК пакета документов, включая перевод диссертации на русский язык. Думается, не нужно объяснять абсурдность этой нормы и ее исключительно вредоносный характер. Если у человека нет российского гражданства, проблемы еще более усугубляются.

Г. Научные институты

11) Выборность всех административных постов в системе образования и науки — деканов и ректоров университетов, руководителей подразделений и директоров исследовательских центров — учеными советами соответствующего уровня каждые четыре года с запрещением занятия административного поста более двух сроков подряд. Вышестоящие органы только утверждают выбор ученых советов.

12) Непредвзятая научная экспертиза бюджетных исследовательских центров и университетов на регулярной основе (раз в 3-4 года). Такая экспертиза должна происходить при обязательном участии иностранных специалистов. Результаты экспертизы должны прямым образом влиять на бюджетное финансирование этих организаций.

Д. Международное сотрудничество

13) Активное международное научно-техническое сотрудничество является в современных условиях абсолютно необходимым. Мировая практика доказала, что щедрое финансирование такого сотрудничества является ключевым фактором для поддержания высокого уровня научных исследований и развития инновационного процесса. Международное сотрудничество включает в себя следующее:

— приглашение зарубежных ученых и экспертов мирового уровня с короткими визитами для проведения экспертизы и научных докладов;

— оплата длительных визитов (6-12 месяцев — sabbatical) известных зарубежных ученых в Россию для чтения лекций и совместной исследовательской работы;

— оплата длительных визитов (1-2 года — post-doc) молодых зарубежных ученых для работы в российских лабораториях;

— целевые стипендии (1-3 года — Ph.D. student, post-doc) для молодых российских ученых с целью подготовки кадров в лучших научных центрах за рубежом;

— участие в международных научных и прикладных программах совместно с зарубежными партнерами;

— создание сети небольших институтов по разным дисциплинам с маленьким постоянным штатом для организации международных программ и конференций и кратковременной совместной работы российских и иностранных специалистов. Живым примером в России служит Международный математический институт им. Эйлера в Петербурге.

Выделение средств на международное научно-техническое сотрудничество должно быть столь же приоритетным, как на национальные программы, поскольку это единственный способ не «выпасть на обочину» научного прогресса.

Сейчас невозможно оплатить проезд в Россию и суточные приглашенного иностранного специалиста, поскольку это противоречит существующему законодательству. Такого не было даже в советское время.

14) Создание зеленого коридора для провоза через таможню приборов, материалов и препаратов по заказу исследовательских и образовательных организаций при наличии у них соответствующих лицензий.

Сейчас получение пробирки с необходимым для исследований материалом занимает полгода нервотрепки, что убивает работу, в то время как за границей аналогичный материал доставляется в течение дня-двух.

О нынешнем состоянии российской науки

Для контраста с приведенными принципами, используемыми во всем мире, включая даже Китай или Дубай, приведем кратко теперешнее состояние дел в России.

Наука в России находится уже не просто в бедственном, а в катастрофическом состоянии. Можно спорить, потеряла ли Россия за последние 20 лет 60% своего научного потенциала или 90%, — вероятно, в каких-то областях 60%, а в каких-то 90%. Вымирает последнее поколение тех, кто еще знает, как надо работать, за ним следует глубокий провал в поколении 30-50-летних, яркие представители которого покинули отечественную науку в 90-е и 2000-е гг. Учить молодежь становится некому, да она и не идет в науку: наиболее активные люди либо уезжают в более благоприятные для исследований страны, либо остаются в России, но из науки уходят.

Зато на сцене все чаще появляются проходимцы, мелкие и крупные, симулирующие «научную» и «инновационную» деятельность за счет средств федерального бюджета. Поскольку настоящих специалистов остается мало, строгие критерии размываются. Доля России в международном научном разделении труда составляет 2-2,5%.

Характерно, что пессимизм в научном сообществе стал преобладать не в 90-е гг., когда все были нищими, а в последнее время, когда какие-то деньги на науку в стране появились. Вопрос в том, как эти деньги расходуются. Основные средства на гражданскую науку и образование идут в конечном счете через Министерство образования и науки (МОН). Кроме базового финансирования, построенного на неизвестных ученым критериях, МОН проводит конкурсы по науке и технологиям в рамках нескольких федеральных целевых программ. Эти конкурсы уже подвергались жесткой критике в прессе и научных блогах. Они демонстрируют, что увеличение финансирования и даже конкурсное распределение денег могут превратиться в профанацию и растранжиривание средств.

Проведение конкурсов, финансирование и оценка проектов должны определяться экспертными комиссиями, составленными из активно работающих ученых с привлечением иностранцев. Этого нет в конкурсах МОН. Используются критерии, абсолютно непригодные для науки, нормальной экспертизы нет, бюрократия совершенно невообразимая.

Прекратить бессмысленное (а порой осмысленно корыстное) расходование государственных денег может только одно: политику в области науки, технологии и образования должны формировать и проводить в жизнь не чиновники, а сами ученые и технологи, доказавшую свою продуктивность и пользующиеся авторитетом в мировом научном сообществе. Обязательную экспертизу и контроль осмысленности расходования средств также должны осуществлять активно работающие ученые с самым широким привлечением иностранных специалистов. Именно об этом говорится в принципах организации науки, сформулированных нами выше.

Экспертное сообщество

Мы уже неоднократно подчеркивали ключевую роль в научной политике, которую должно играть экспертное сообщество, состоящее из признанных ученых с мировым именем. Однако людям, не работающим в науке непосредственно, бывает трудно сориентироваться, кто же в России является ученым «по гамбургскому счету»? Кто находится на мировом уровне, а кто только пускает пыль?

Отвечая на этот вопрос, в 2008 г. был проведен опрос среди активно работающих и продуктивных физиков (более 1000 человек), которых просили назвать лучших специалистов. Таким образом был отобран российский «Корпус экспертов» по физике и астрономии — около 200 человек. В настоящее время завершается отбор «Корпуса экспертов» по биологии.

Недавно журналом «Русский Newsweek» был проведен опрос по выявлению 50 наиболее авторитетных ученых среди российской диаспоры. Немало людей попало одновременно и в этот список, и в «Корпус экспертов».

Оба списка экспертов неполны и несовершенны, но в первом приближении они дают представление о кадровом потенциале страны. Эти списки нетрудно уточнить, и сделать это можно объективно и качественно. Идентифицировать лучшие научные кадры своей страны и диаспоры и использовать их по назначению — для формирования научной политики и экспертизы — сумели правительства всех развитых государств.

В заключение еще раз подчеркнем основные мысли:

Наука в России находится в катастрофическом состоянии и с каждым днем деградирует все сильнее. Помимо хронического недофинансирования в этом повинна организация науки, при которой даже те скромные средства, которые выделяются обществом «на науку», используются неэффективно, а порой коррупционно. Без привлечения к управлению по делам науки активно работающих ученых мирового уровня, имеющих авторитет в научном мире, и самого широкого использования для непредвзятой научной экспертизы иностранных ученых, как это делается сегодня во всех развитых странах, любые реформы и финансирование будут неэффективны, а общество и власти не будут доверять своим ученым.

Д. И. Дьяконов,

зав. сектором Петербургского института ядерной физики РАН, член комитета по научной политике по ядерной физике при правительстве РФ (1993-1996), лауреат премии Гумбольдта (Германия), профессор Скандинавского института теоретической физики (Копенгаген, 1997-2005). Работал также во многих исследовательских лабораториях и университетах в Германии, Франции, США и Японии и служил экспертом по национальным проектам в этих странах и ряде других. Индекс цитирования — 6000, «индекс Хирша» — 34. Один из редких ученых-«возвращенцев».

В. Е. Захаров,

академик РАН, завсектором математической физики Физического института РАН, профессор Аризонского университета (США). Индекс цитирования — 17 600, «индекс Хирша» — 60.

А. Д. Мирлин,

ст. науч. сотр. Петербургского института ядерной физики РАН; профессор, завсектором Института нанотехнологий в Технологическом институте Карлсруэ (Германия). Организатор более десятка международных конференций по физике конденсированного состояния вещества и наноструктур в России и за рубежом. Работал также в США, Великобритании, Израиле. Индекс цитирования — 3400, «индекс Хирша» — 32.

В. В. Рязанов,

профессор, завлабораторией сверхпроводимости Института физики твердого тела РАН. Организатор нескольких международных конференций по сверхпроводимости и мезоскопике. Работал в Германии, Франции, Дании. Индекс цитирования — 1000, «индекс Хирша» — 14.

А. В. Устинов,

профессор, заведующий кафедрой и лабораторией экспериментальной физики в Технологическом институте Карлсруэ (Германия). Лауреат международной премии им. Пневматикоса. Руководитель более 20 проектов Немецкого исследовательского общества (DFG) и шести проектов в рамках европейских программ FP5-FP7. Работал в качестве эксперта по научным проектам Европейского союза, а также Германии, Израиля, Бельгии, Швеции. Работал также в лабораториях и университетах США, Дании, Италии, Японии. Индекс цитирования — 3000, «индекс Хирша» — 28.

http://www.vedomosti.ru/newspaper/article/2010/02/04/224670

ак. В.Е. Захаров, статья (13.01.2010)

Публикуется по оригиналу, вышедшему в "Независимой Газете", 2010.01.13

Что и как нужно спасать в российской науке

Академия наук сейчас не имеет альтернативы как форма организации научных исследований.


Луи Пастер сказал: «Наука должна быть самым возвышенным воплощением Отечества, ибо из всех народов первым всегда будет тот, кто опередит другие в области мысли и умственной деятельности». Эти замечательные слова цитируются в Послании президента Дмитрия Медведева от 12 ноября этого года. Однако одновременное снижение на 11,8% бюджета Российской академии наук, одобренное и Думой, и Федеральным собранием, находится в резком противоречии с этими словами.

И это происходит в момент, когда российская наука находится в критически плохом состоянии – худшем, чем когда-либо за 285 лет своего существования. Финансирование науки совершенно недостаточно, и отъезд научной молодежи за рубеж продолжается.

Кто и сколько стоит

Что касается финансирования, то здесь уместно привести некоторые цифры. Бюджет Академии наук со всеми ее двумястами научно-исследовательскими институтами и центрами, архивами и библиотеками составляет 1 млрд. долл. в год. Научных сотрудников, состоящих в академических институтах, – 55 тыс., а общее число людей, финансируемых из бюджета Академии, более 100 тыс. 1 млрд. в год – это бюджет хорошего американского университета, в котором около 3 тыс. преподавателей – профессоров трех уровней и лекторов. А таких университетов в США – более сотни.

Недофинансирование российской науки – факт просто вопиющий. Стипендия аспиранта в институтах Академии наук равна 1500 руб. По оценке экспертов по внешней миграции, число уехавших за рубеж на постоянную или временную работу российских ученых составляет от 100 до 250 тыс. человек. А каково отношение к этим фактам общественного мнения? Некоторые утверждают, что уехали неудачники, не сумевшие найти достойного места на родине. Это утверждение заведомо ложно. Многие сделали отличную карьеру и в России – стали профессорами, академиками, руководителями институтов и лабораторий. Они не стали богатыми людьми, если это имеется в виду под достойным местом на родине, напротив, унизительно низкие зарплаты вынудили их уехать туда, где ценятся талант и квалификация ученого. Можно услышать и другие голоса: да, наука в России умирает. Это грустно, но не трагично. Это естественный, закономерный процесс. Россия обойдется и без науки. Существуют же в мире общества, которые безо всякой науки отлично живут.

При таком взгляде на науку остается непонятным: зачем в мире осуществляются дорогостоящие научные проекты? Зачем сооружается адронный коллайдер, запускается в космос телескоп «Хаббл», посылаются зонды к дальним планетам, проводятся археологические экспедиции и изучаются древние тексты? Ответ прост – затем, что мир есть место, где происходит развитие цивилизации, а наука есть важнейший компонент цивилизации.

В нашем обществе отсутствует адекватное понимание роли науки в человеческом обществе. Существует недобрая шутка, что ученые удовлетворяют собственное любопытство за счет государства. Конечно, они удовлетворяют любопытство, но это – драгоценное любопытство к тайнам природы. Да, в газете New York Times каждый день есть вкладка о новостях бизнеса. Но раз в неделю, по средам, появляется обширная вкладка, посвященная новостям науки. Ощущение того, что наука движется вперед, приносит удовлетворение – все идет, как должно идти. Прогресс науки осуществляет роль социального стабилизатора. Общество, где уважаются наука и ученые, – здоровое общество. Там не надо бороться с антинаукой, там не расцветают пышным цветом шаманы, колдуны и заклинатели духов мертвых.

Для тех, кто полагает, что цивилизация и культура нам не нужны, обратимся к практической пользе науки.

Технологии в погоне за наукой

В последнее время много говорится о необходимости инновационных прорывов и развития новых технологий. Отчего же не обратить внимание на то, что развитые страны мира именно сейчас, во времена финансового кризиса, резко увеличивают расходы на науку? Это делается потому, что без науки не будет никаких новых технологий и прорывов. Важнейшая функция фундаментальной науки в том и состоит, что она закладывает основы технологий будущего. Их нелегко предвидеть. Ни Герц, ни Мендель, делая свои опыты, не могли представить себе телевидение и генную инженерию.

Часто цитируется восходящий к Плутарху афоризм: «Студент не сосуд, который надо наполнить, а факел, который нужно зажечь». А зажечь может только тот, кто горит сам. Участие в образовательном процессе ученых, занятых фундаментальными исследованиями, дает возможность воспитывать действительно высококлассных специалистов. Оно дает студентам возможность вдохнуть аромат научного творчества. Лишь немногие из них станут профессиональными учеными, зато частные и государственные компании, занятые производством новых технологий, получат новых и ценных сотрудников, способных совершать «инновационные прорывы».

Наука не только закладывает фундамент технологий будущего, она активно участвует в создании технологий сегодняшнего дня. На динамичном Западе с пристальным вниманием относятся к локальным достижениям ученых – как только появляется надежда, что они дают возможность осуществить некоторый технический прогресс, немедленно возникают небольшие частные компании. Это называется «spin-off», отлет. Инвесторы вкладывают средства в сотни рискованных направлений, зная, что 1% удачных проектов окупит все расходы.

Разумеется, возлагать на ученых ответственность за внедрение новых технологий в промышленность нельзя. За это ответственны специализированные компании, в которых работают сотни и тысячи человек. Дело ученых – научный поиск, воспитание нового поколения профессионалов и экспертная функция. Например, профессор технического университета, специалист по паровым турбинам, проектировать новые турбины не обязан. Но он обязан знать, какие турбины, когда и где работали и работают, что может произойти при эксплуатации, какие у них типичные неполадки, каковы критические нагрузки. При случае он возглавит комиссию по изучению причин аварии. И свои знания передаст студентам, поставляя промышленности вновь обученных специалистов. Вот настоящее место ученого.

Неприязнь чиновников госаппарата к науке имеет глубокие причины. Из них оправдательной может быть только одна – современной администрации досталось действительно нелегкое наследство. Когда команда «младореформаторов» взяла на себя ответственность за экономическую судьбу страны, к власти пришли новые «брошюркины дети», нахватавшиеся обрывков западной экономической науки. Образованная поверхностно, новая власть объявила, что «наука подождет», и сократила ее финансирование на порядок. Ссылки на экономические трудности того времени не могут работать. Судя по скорости, с какой произошло формирование обширного класса богатых и сверхбогатых людей, ресурсы в стране были. Не было цивилизованного и грамотного правительства. И была ложная установка на идею, что быстрое обогащение небольшого числа произвольно выбранных людей является двигателем прогресса.

Новая кукуруза – нанотехнологии

Наука ждет до сих пор. За последние восемь лет, несмотря на некоторое повышение зарплаты ученых, ситуация изменилась только к худшему. Позиция чиновников остается прежней: глухота к мнению профессионалов и советский волюнтаризм. Более того, административный волюнтаризм, к тому же финансово непрозрачный, набирает обороты. Как и в советское время, он осуществляется путем ведения шумных компаний, какой была, например, компания по внедрению кукурузы чуть не до Полярного круга. Сегодня у нас есть новая кукуруза – нанотехнологии. Как и кукуруза, нанотехнологии – дело очень хорошее. Они успешно используются для получения композитных материалов, в медицине для транспорта лекарственных препаратов, в оптике, в микроэлектронике. Но у нас это превратилось в компанию общегосударственного масштаба с сильнейшей поддержкой «сверху».

Вдохновенные легковесные выступления главного идеолога «нано-когно-био» прорывов М.Ковальчука очень сильно напоминают речи о необходимости и возможности преобразования природы. На развитие нанотехнологий правительство выделяет финансирование, в полтора раза превышающее бюджет всей Академии наук! По указу президента три самых сильных физических института страны вливаются в исследовательский центр «Курчатовский институт», которым руководит М.Ковальчук. Без ведома сотрудников и руководства институтов, без всякого научного, экспертного обсуждения!

В советское время административный волюнтаризм отличался большим профессионализмом. Чиновникам был доступен тот факт, что наука не терпит монополизма, и исполнение важных программ не доверялось одной группе. Главой центра по созданию ядерного оружия в Сарове был Ю.Б.Харитон. Параллельный и конкурирующий центр был в Челябинске, им руководил Е.И.Забабахин. Такая же ситуация была в ракетостроении и в авиации. Монополизация науки неизбежно ведет к ее симуляции и «потемкинским деревням».

На этом фоне переименование Казанского университета в Приволжский – событие небольшое. Но что это как не волюнтаризм, сочетающийся с совковым отсутствием исторической памяти? Казанский университет – один из старейших в России – основан в 1804 году. Он справедливо гордится своими выдающимися учеными: достаточно назвать создателей неевклидовой геометрии Лобачевского и теории строения органических соединений Бутлерова. Название университета есть бренд, тем более ценный, чем университет старше. Можно ли представить себе, чтобы Кембриджский университет переименовали в Среднеанглийский?

Время для спасения

Каково же реально состояние российской науки? Она на глазах стареет. Заходя на институтские семинары, видишь, что в полупустом зале сидят больше пожилые люди. Средний возраст научных сотрудников 55–60 лет. За ними зияет пустота – ученые следующего поколения уехали. Немногочисленная молодежь вострит лыжи, стремясь перед этим по максимуму взять знания у старших. Отечественное научное приборостроение почти погибло, лаборатории оснащены морально устаревшим оборудованием, реактивов нет. Руководство Академии наук вяло и безынициативно, не смеет занять активную позицию в отстаивании интересов науки перед правительством. В целом провинция пострадала от «утечки умов» несколько меньше, чем обе столицы.

Академическая наука находится в бедственном состоянии, но заменить ее нечем. Для исторически сложившейся в России формы организации и управления научным сообществом с помощью академических структур в настоящее время не просматривается альтернативы. Взятый же правительством курс – закупать новые технологии за рубежом и оттуда же приглашать на работу специалистов – убьет российскую науку окончательно. На закупку новых технологий выделяется 600 млрд. руб. – сумма, в тридцать раз превышающая финансирование институтов Академии наук! Из средств, выделенных на нанологический пузырь, лишь 1% обещается академической науке.

Времени для спасения российской науки почти не осталось. Еще несколько лет, и произойдет полный разрыв связи между поколениями ученых! Если не дать возможность еще оставшимся в живых профессионалам передать свой научный опыт и не открыть перед молодыми учеными перспективу, на российской науке можно поставить крест.

Некоторое беспокойство правительство проявляет. Принимаются программы по привлечению ученых-эмигрантов к работе со студентами. Несомненно, следует приветствовать любую форму интеграции российской науки в мировую, но нужно понимать, что молодой специалист встанет перед выбором: уехать к своему наставнику в аспирантуру или остаться в России, где он будет работать в лабораториях с устаревшим оборудованием и никогда не сможет купить себе квартиру. Всюду в мире есть острая потребность в талантливой молодежи – ее всегда не хватает, и она представляет собой огромную ценность. Только доведя зарплаты ученых до среднеевропейского уровня, можно остановить «утечку умов». Безнравственно и бесперспективно рассчитывать двигать вперед науку и технологии за счет энтузиазма живущей впроголодь научной молодежи.

Для спасения российской науки не надо изобретать велосипед – ей следует вернуть тот статус, который она имела в советское время и продолжает иметь в мире. Ученые должны принадлежать к верхушке среднего класса, а труд научного работника – быть уважаемым и социально престижным. Ученым должны быть созданы необходимые условия для работы, лаборатории оснащены современным оборудованием. Поддерживать необходимо все направления научного поиска в равной мере – наука представляет собой единый организм, и заботиться нужно о его здоровье в целом. Попытка разделить ученых на полезных, чья деятельность приносит немедленную выгоду, и бесполезных игнорирует огромный мировой опыт. «Полезных» можно дополнительно стимулировать грантами – эта стратегия возникла как результат естественной эволюции западной культуры. Сообщество ученых должно быть самоуправляемым, а административное вмешательство государства должно быть минимальным и осуществляться через дополнительные фонды, финансирующие приоритетные направления.

Да, на это нужны немалые средства. В 2010 году Соединенные Штаты вкладывают в научные исследования более 3% ВВП, Китай – более 2%. Для сравнения – бюджет Академии наук составляет менее 0,3% нашего, несравнимого с американским, ВВП. Тем не менее для тех, кому кажется, что наука – слишком дорогая роскошь, попробуем представить себе «Россию без науки».

Без науки

Первым следствием ухода из российской действительности профессионалов, занятых наукой ради науки, будет упадок образования. Он уже происходит. Придется распроститься с планами развивать у себя новые технологии – для этого нужны новые идеи и высококвалифицированные кадры. Более того, поддержание уже имеющейся технически сложной инфраструктуры станет проблемой, и техногенные катастрофы, вроде той, что случилась на Саяно-Шушенской ГЭС, станут обыденным делом. Неспособная идти в ногу с техническим прогрессом, страна станет беспомощной в военном отношении. Через десять–пятнадцать лет произведенное нами оружие будет относиться к будущим стандартам как арбалет к автомату. Или вы надеетесь покупать также и военные технологии?

Падение международного престижа страны никакими олимпиадами восстановить будет невозможно. К нам будут относиться как к незадачливому купчику, который разбазарил отцовское состояние. Таких людей не любят на протестантском Западе, а в Китае над ними просто смеются. Мы превратимся в страну-изгоя, и в случае дипломатического или военного конфликта весь мир встанет на сторону, противную нам.

Заметим, что формально мы науку не потеряем. Останутся высшие учебные заведения и люди, называемые профессорами. Будут защищаться диссертации, только их уровень будет неуклонно снижаться. Сохранятся научные журналы, но «импакт-фактор» этих журналов будет очень низок. Рано или поздно наступит роковой момент, когда в России не останется профессионалов, способных понимать то, что написано в зарубежных научных журналах. После этого российская и мировая наука превратятся в два непересекающихся мира, причем первый будет относиться ко второму, как мир теней к миру реальному. В мире теней будет царствовать серость, но царствовать ей недолго – появятся новые Лысенко. Когда власть увидит, что дело плохо, она будет рада поверить любому шарлатану. Примеры этого есть уже сейчас – пресловутое «дело Петрика».

В «царстве темных людей» вместо научной статистики будут предсказатели и астрологи, вместо медицины – знахари и целители, вместо историков – Фоменки, вместо инженеров – изобретатели вечных двигателей. Среди таких людей будут иметь успех самые агрессивные и мракобесные формы религий, самые изуверские секты. Страна превратится в весьма дурно пахнущее болото.

Впрочем, эта «болотная» фаза нашей истории продлится не очень долго. Внутри будет нарастать социальная напряженность, а вовне – потребность в минеральных ресурсах. Способные и энергичные молодые люди, не получившие хорошего образования и невостребованные своей страной, – взрывчатый социальный материал огромной силы. А «внешний» мир не будет долго терпеть состояние, когда доход от продажи земных ресурсов делит так называемая элита морально и интеллектуально разлагающейся страны. Идея о том, что минеральные богатства Земли должны принадлежать всему человечеству, уже витает в воздухе.

От судьбы российской науки зависит судьба России, и это обстоятельство следует положить в основу стратегии будущего развития страны. Для этого требуется преодолеть сопротивление чиновников, делящих научное знание на полезное и бесполезное. Наука никому ничего не должна. Наука существует для того, чтобы быть наукой. «Роза это роза это роза». Дайте этой розе расцвести, и остальное приложится. Наука будет производить знания, промышленность будет их использовать. Но роза – это нежное растение. Ее нужно поливать, подкармливать, охранять от заморозков. Наука тоже нуждается в уходе. Собственно, нужны только два условия: уважение к профессии ученого и адекватное финансирование.
 
Владимир Евгеньевич Захаров - академик Российской академии наук, регент-профессор математики Аризонского университета в городе Тусоне (США), заведующий сектором математической физики в Физическом институте им. Лебедева (Москва).